До того, как Париж начали называть городом Света, а Эйфелева башня стала неотъемлемой его частью, столица Республики представляла собой, прямо скажем, не слишком веселое зрелище. Наполовину трущобы, наполовину роскошные особняки — и все это запутано в ужасном переплетении улиц и улочек с порою очень непотребными названиями, вроде «улица Волосатой Дырки» или, скажем, «аллея Шлюхи». Взявший бразды правления страной, претерпевший серию революций, Наполеон III, приказал барону Жоржу Эжену Осману, префекту департамента Сены, разобраться с катастрофической ситуацией, за что барон принялся, засучив рукава.
Тем, что вы видите сейчас, Париж обязан именно ему, имевшему странную, но логичную слабость к четким прямым линиям и широким проспектам. За время своей деятельности с 1853 по 1870 годы, он снес пол-Парижа, отстроил 135 км улиц и бульваров, соединив магистралями юг и север, восток и запад, и установив четкие границы города, которые не изменились до сих пор. Да, Париж, в отличие от остальных столичных городов, не увеличился с тех лет ни на метр и превратился из «вонючей клоаки», как назвал его Наполеон III, во вполне пригодное для существования место. Но помимо того, чтобы сделать Париж удобным и чистым, Осман преследовал и еще одну цель — облегчить возможность подавления очередной революции: в ключевых точках города расположились казармы, а широкие бульвары, призванные облегчить продвижение кавалерии и артиллерийских расчетов, имели боковые въезды, по которым военные могли обойти любую баррикаду, которую задумали бы возвести в очередной раз чем-то недовольные жители.
Все изменения, происходившие с Парижем, аккуратно фиксировал на пленку фотограф Шарль-Франсуа Боссю, поменявший свою неудачную фамилию (Bossu по-французски значит «горбун») на почти англозвучащую Марвиль. Снимая исчезающий город с его узкими улочками и уютными, но сильно покосившимися домиками, Марвиль довольно быстро стал официальным государственным фотографом, которому выпала ответственная миссия — донести до остального мира инновационный пример удивительно быстрого градостроительства.
Прежде вся торговля в городе была сконцентрирована по берегам Сены – строительство бульваров, опоясавших город, перенесло коммерческие предприятия почти в центр Парижа и позволила построить то, что сейчас называют Grand Magasins — Большие магазины, практически универмаги: Printemps и Galeries Lafayette.
Например, немного «подправленный» пассаж Clos-Bruneau, оказался спрятан за большими «османовскими» домами — теми самыми, ставшими визитной карточкой Парижа — семиэтажными желтовато-серыми зданиями со знаменитыми мансардами, и теперь туда можно попасть только с несуществовавшей в то время Школьной улицы — Rue des Ecoles.
Осман осветил город 20 000 газовыми лампами, сделав даже самые темные его уголки не такими жуткими, какими они были во времена «Отверженных» Виктора Гюго.
Мусорные ящики появились уже после Османа, благодаря следующему префекту, Эжену Рене Пубелю (кстати, имя его стало нарицательным, и теперь мусорки по-французски называются именно poubelle — «пубелями»), но попытку заставить граждан не мочиться на стены домов в любых удобных местах, где прихватит, предпринял именно Осман, построив множество общественных туалетов. Может, и не привычного вида, но все же.
Но, несмотря на все инновации великого барона, остались в Париже уголки, которые почти ничуть не изменились с течением веков. Как, например, rue des Saules на Монмартре.
