Франция для меня открылась в году 92-м. Так получилось, что я поехал туда подписывать договор на издание первой пластинки группы Crossroadz компанией Trema/Sony Music, которая в 93-м вышла в Париже. Это потом он уже вышел в Москве через год. А тогда, в 92-м, осенью поздней, мы играли пару концертов, один из них был в «New Morning», есть такой джаз-блюз клуб знаменитый. А вообще я открыт для культуры. Я вырос в Германии и для меня стерлось такое понятие как заграница. Оно кончилось. Здесь друзья, там друзья. И ощущение заграницы куда-то делось. Тоже самое во Франции. Друзья были вокруг.
Мой ближайший друг Виталий Скворкин, художник, приехал в Париж и остался. Когда у тебя есть друзья и ты приезжаешь в какой-то город, он тебе не чужой изначально. Становится родным. Однажды, я заявился к нему рано утром, он говорит: «пойдем погуляем, а то что мы все время бухаем, а ты знаешь три улицы». Мы вышли в 12 дня и вернулись в 9 вечера. Он мне показал весь Париж, внутренний, маленький. И вот мы с ним сделали этот огромный круг, заходя в маленькие кафешки, чтобы выпить кальвадос и пиво. Вот тогда я почувствовал Париж окончательно.
Я не стал ценителем вина. Всю жизнь его пил, потому что оно вкусное, и пил много. Надо пить его наслаждаясь, а я в это никогда не врубался. Просто пил, не обращая внимания на вкус, оттенки. Что касается еды, для меня поначалу было непривычно, когда заказываешь стейк, а тебе дают его практически сырым. Я гонял официантов – дожарьте! Те раздражались, конечно. Постепенно я распробовал этот вкус, и с тех пор предпочитаю «среднюю прожарку», чуть розовую внутри. Есть пластинка, она называется «Между»… Вот мне говорят, ты – гитарист. Я смотрю у других техника есть, точность, а я играю по наитию… Все время между, вот и меня мясо у меня тоже – медиум. Ну и сыры, конечно. Я удивлялся поначалу, что сыр подают на десерт, но потом понял, что это клево. Немножко сыра с винцом съел – и отлично.
У меня было ощущение, что парижане – снобы. Это подсознательно уже сидело в голове. Но потом я понял, что снобы в Москве, в Германии… У меня во время съемок клипа в Париже порвалась первая струна. Но нельзя же в кадре без струны! Мы снимали в районе Пигаль, где музыкальные магазины. Раннее утро, они только открываются. А у меня купюры крупные, и сдачи нет ни у кого. Я пытаюсь объяснить, что клип, что – как же мне без струны-то? И вот молодой парень, продавец, вынимает первую и струну и протягивает мне. И говорит – потом занесешь. Вот такие снобы парижане? То есть, все в сравнении познается и в конкретных ситуациях.
Я не очень знаком с французской музыкой, если честно. Я знаю Джонни Холидея, нас с ним опосредованно связала судьба. Я записал в 2008 году в Лондоне диск «Irony», у меня были два сессионных музыканта, которые с ним играют. Гитарист Робин Лемюзье и барабанщик Джефф Дагмор. То есть Франция для меня – такой дружеский оттяг. Не туристический. Я каждый раз знал куда пойти.
В 2004 году нас пригласили на фестиваль в Бретань, на всемирный слет парусников – огромных пиратских фрегатов. Мы там были одними из хэдлайнеров. Северные люди гораздо проще и без понтов абсолютно. И считают себя бретонцами, а не французами. Они там высокие, светлые, рыжие. Потомки пиратов настоящие… Думаешь – вот Франция и Франция, а в каждой провинции все совершенно разные. Там вина нет, только кальвадос, сидр и оркестры с волынками. Прямо как в Англии. Очень странное место.
Потом я еще был в Стране Басков! В маленьком городке Сан-Жан-де-Люз. Там вообще другая история – не камни, а фахверковая архитектура, и вроде бы похоже на Германию, но цвета другие – все синее и красное. Дико живописно!
В 30 км под под Парижем – два городочка маленьких. Городочек Шамбли (туда Виталий Скворкин переехал в какой-то момент) и деревушка Ронкрол. Мы ее называли «рок-н-ролл», потому что когда видишь это название, глаза читают «рок-н-ролл». Там еще старые особняки, усадьбы, древние крепости небольшие, церкви. Век XII–XIII. Аутентично и красиво. То есть Францию надо смотреть, конечно. Там столько всего разного.
Опубликовано в журнале «5Республика» №4 — купить/скачать
