По следам потерянного поколения

Париж всегда привлекал художников, писателей и поэтов, но то, что он на долгие годы станет местом обитания и центром американской культуры никто предположить не мог. Однако, в 20-е годы прошлого века сюда чуть ли в одночасье съехались самые яркие представители заокеанской литературы. Гертруда Стайн, тоже проживавшая в Городе Света на улице Fleurus, и оказавшаяся здесь раньше всех, еще в 1902 году, дала «понаехавшим» емкое определение – Потерянное Поколение. Самыми яркими представителями которого были, разумеется Эрнест Хемингуэй и Фрэнсис Скотт Фицджеральд.

Откуда появилось это выражение – «Потерянное поколение»? Да просто Гертруда Стайн подслушала как-то разговор хозяина гаража с механиком, которого тот в очередной раз отчитывал за нерадивость. В оригинале, естественно на французском, было что то вроде: «Tu es bon à rien, comme tous les autres de votre génération. Vraiment une génération perdu» (Ты ни на что не годен, как и все ваше поколение. Настоящее поколение никчёмышей).

За что по-настоящему талантливые творческие люди удостоились от писательницы такой малоприятной клички? Представьте, что курс доллара относительно франка был в те годы таков, что на скромные писательские гонорары, отправляемые из Америки, во Франции можно было жить на широкую ногу, устраивать вечеринки в отеле Ритц с купанием в фонтане на площади Конкорд и пить шампанское литрами, заедая его черной икрой от Петросяна. Начитавшись Достоевского и Толстого, не утруждаться ничем, кроме пары строчек в день, при этом полагая себя «гением на службе отвергнувшего его отечества». Такое было оно – поколение американцев 20-х годов, переселившееся, кто временно, а кто навсегда, на берега Сены.

Город Света для человека, написавшего впоследствии: «Если тебе повезло, и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж — это праздник, который всегда с тобой», начался с отеля Anglettere. Здесь молодой Эрнест провел первую ночь со своей, тогда еще будущей, первой женой Хэдли. Сюда же они вернулись вместе через несколько месяцев после свадьбы, чтобы надолго оккупировать комнату номер 14. Ее до сих пор сдают всем желающим, но сотрудники отеля признались – от оригинала мало что осталось: ремонт с тех пор делали несколько раз, мебель, соответственно, тоже меняли, превратив возможное место паломничества начитанных интеллектуалов в унифицированное – для сна. Впрочем, по секрету нам сказали, что внутренний садик, в котором Хэм пил по утрам кофе и пролистывал англоязычную прессу, остался практически без изменений – добро пожаловать. В то время месяц проживания на 44 rue Jacob в 6-м округе обходился паре в $30.

Решив, что отдавать почти месячную зарплату среднестатистического американского рабочего за какой-то отель слишком расточительно, пара переехала в дом №74 по rue du Cardinal Lemoine, о чем даже имеется памятная табличка – единственная в Париже, за исключением украшавшей вход в бар отеля Ritz. Здесь внизу был танцпол, куда пара наведывалась вечерами. Сейчас – просто очередное бистро. Когда у Эрнеста вдруг, после затяжных кутежей, заканчивались гонорары, они ходили в Люксембургский Сад по соседству. Но не для того, чтобы насладиться прудиком и аккуратно постриженными кустиками. Они ловили голубей, скручивали им головы и быстро засовывали в коляcку своего сына, чтобы вечером приготовить на ужин. Голубей в Париже до сих пор немного, все больше – горлицы да чайки. Очевидно, немалый урон их популяции нанесли именно оголодавшие американские писатели.