Удивительная история парижского рынка Les Halles

У самого главного рынка Парижа, Ле-Аль – долгая и удивительная история. Это сейчас он превратился в огромный и немного бессмысленный гипермаркет с бутиками, кинозалами и фудкортами, а когда-то на этом месте был обычной рынок. Абсолютно нормальный, с лотками и запахом гниющих овощей по вечерам, с толпами парижан, приезжающими за свежей зеленью и молоком. Его закрывали и открывали, перестраивали и даже переносили, пока все же не реконструировали, превратив в странноватого блестящего монстра в самом центре Парижа. Но все начиналось, вы не поверите, с кладбища!

Место, где возник рынок, ставший впоследствии «Чревом Парижа», парижане называли Champeaux, то есть полянки. Пространство это – на север от тогдашнего крайне маленького Парижа, целиком почти умещавшегося на Иль-де-ла-Сите, имело несколько веских преимуществ. Во-первых, его не заливало при частых парижских наводнениях, во-вторых, оно находилось на перекрестке двух основных ведущих в город дорог, и в-третьих, все же было за городом, туда свозили хоронить парижан, а значит, посетители нет-нет да появлялись регулярно – то почтить память, то свечку поставить в церкви. Да, если вы когда-либо слышали о Кладбище Невинных, то оно находилось именно здесь. Но не подумайте, что и сейчас Ле-Аль стоит на костях.

Здесь нужно, мне кажется, сделать лирическое отступление, и объяснить, что кладбища во времена Средневековья вовсе не были местами печали и скорби, а, скорее, местом загородных прогулок и тусовок.Так что неудивительно, что первые торговцы появились именно там – точнее в той части, где находились общие могилы (надо заметить, тогда почти все могилы были общими и, чтобы удостоиться личного надгробия, нужно было очень сильно постараться).

Почти до середины XV века городские власти регулярно издавали указы приблизительно следующего содержания: «…на кладбище запрещено танцевать и играть в азартные игры, запрещено выступление бродячих актеров, запрещены народные праздники под музыку, а также шарлатаны и другие фокусники». На фоне подобного разгула человеческих страстей торговля выглядела почти богоугодным занятием.