Familistère: город-утопия мсье Годена
В середине XIX века один магнат-идеалист по имени Жан-Батист Андре Годен сумел реализовать то, о чем долго мечтали Томас Мор и Томмазо Кампанелла – построил идеальный квартал, о котором только могли мечтать идеологи социализма и коммунизма, и назвал его Familistère, то есть «местом, где семьи и отдельные лица живут общиной и обеспечиваются всем необходимым». Но, если вы вдруг подумали, что это какая-то секта, то немедленно передумайте обратно. Familistère – этакое общежитие для рабочих его завода, где каждый был равен и все были довольны.
Наверное, нужно начать издалека. То есть, с появления Жана-Батиста на свет. Он родился в бедной семье слесаря и прачки, и детство у него было уж точно нерадостным. Тягот рабочей жизни он хватил с лихом. А потому, когда ему удалось начать свое собственное дело по производству чугунных печей – да-да, вам не показалось, это тот самый Godin с его знаменитыми «буржуйками», которые на ура продаются и по сей день – он немедленно решил, что рабочие его завода должны жить достойно. Достойнее, чем жили когда-то его собственные родители и он сам. Да к тому же начитался книжек социалиста-утописта Шарля Фурье и решил немедленно воплотить их в жизнь.
Поэтому неподалеку от своего сталелитейного завода в Гюизе, что в департаменте Эна (да, как бы ни хотелось произнести Guise, как «Гиз», это не так), он построил целый комплекс зданий. Совершенно утопический по своей сути.
Собственно, сам «Социальный дворец», Palais social, предназначенный для проживания 1700 человек, ясли, детский сад и школу, недорогие эконом-магазины, в которых продавалось абсолютно все необходимое, а так же – театр, бассейн, бани и прачечную, в общем все для достойной жизни с «элементами богатства». Да, Годен искренне полагал, что достойнее всех должны жить именно рабочие, потому что они и только они производят и увеличивают богатство.
Согласно идеологии мсье Годена, каждый рабочий имел право на доступ к природным и прочим ресурсам, и их распределение должно было быть равным. Так что на каждом из четырех этажей здания были общие раковины и душевые. Температуры воды в которых поддерживалась «умной системой» – вода, охлаждающая производственные печи, поступала в здание и не требовала дополнительного нагрева. Эта же теплая вода была и в общественном бассейне.
И если вы вдруг возмутились: как это в квартирах не было воды? То задумайтесь на секунду, что это, все-таки, 1860 год. Она и в Париже не в каждой квартире тогда была, и уж точно не горячая! А если вспомнить, что на широких просторах нашей родины кое-где до сих пор нет ни сносного водоснабжения, ни канализации, то, жившие в этом «семейном комплексе» чувствовали себя настоящими счастливчиками.
Каждая квартира состояла из двух комнат по 11 метров, небольшой кухней и кладовки. То есть могла вместить семью из пяти человек. Да, 25 квадратных метров – это крайне немного, но по тем временам, да еще и для малообеспеченных рабочих они казались почти дворцом!
Лифтов, понятное дело, тогда еще не придумали, поэтому комнаты на верхних этажах занимали молодые пары, посередине жили люди семейные и уже обремененные детьми, а на первом этаже – пожилые. Удивительное дело, но Годен, который сам проектировал здание, подумал обо всех – в каждой квартире было одинаковое количество света. То есть окна на нижних этажах были гораздо больше, чем на верхних.
И чем старше вы становились, тем ниже этажом оказывались, в буквальном смысле приближаясь к земле. А такая постоянная ротация и смена соседей, позволяли рабочим завода в буквальном смысле чуть ли не каждый день заводить новые знакомства и жить в настоящей коммуне.
Тут надо заметить, что проживание в «социальном дворце» вовсе не было бесплатным. Но невысокая арендная плата все равно возвращалась людям назад в виде социальных благ, вроде бесплатного медицинского обслуживания, часть же шла на обеспечение безопасности производства и инвестировалась в усовершенствование заводского оборудования. За пользование же всем остальным – бассейном, прачечными, школами и театром – не просили ни су.
Кстати, несмотря на то, что Familistère в 1991 году был признан культурным памятником и в нем устроили музей, некоторые квартиры до сих пор заняты работниками завода и закрыты для посещения, если вы вдруг – что я очень рекомендую – отправитесь на север страны, почти на границу с Бельгией.
Единственное, что не построил Годен в своем «городе-солнце» – были религиозные учреждения. Ибо Годен был уверен, что религия – зло, выманивающее деньги из карманов простаков, а его рабочие должны развиваться культурно, социально и финансово. Причем система пенсионных и социальных отчислений была настолько хорошо налажена, что многие рабочие получили пакеты акций завода и, к моменту смерти Годена и завод, и Familistère стали самоуправляемыми кооперативами.
Опыт этого удивительного человека показывает – утопия возможна. Даже коммунизм с социализмом возможны. Просто это у нас, на 1/6 части суши что-то пошло не так. Вообще не так.
Все фото: Flickr Open License
