D.R. Кое-что из сегодняшней жизни меня удивляет давно уже, и удивляет сильно. К примеру, вещи, которые при проклятом совке считались верхом неприличия – безусловно неприемлемыми, абсолютно постыдными, настолько постыдными, что совершившему их – хоть топись от позора – сегодня стали практически обыденными и для тех, кто их совершает, и для тех, кто за этим наблюдает.
Раньше человека, совершившего бесчестный поступок или пойманного на публичной лжи, люди просто обходили стороной, словно он прокаженный. А нынче – выясняют, насколько прав бесчестный человек, насколько неправ… Он, видите ли, «свой», и поэтому его можно понять…
Людоеда, предателя, вора, лжеца, клеветника – всех, оказывается, можно понять, потому что они «свои». Потому что, видите ли, у них есть какие-то собственные, оправдывающие их, мотивы, и, главное, в глубине души оправдывающих – эти мотивы важнее собственно проступка, как бы страшен он ни был…
Меня это повергает в почти мистический ужас. Вот даже не сам людоед, предатель или обманщик (с ним, как раз, все и так более или менее ясно), а именно те, кто считает, что это «объяснимо» и для этого могут быть «мотивы»…
Все это именно сегодня внезапно, как полностью сложившийся пазл, приняло совершенно гомерические формы. Борцы с режимом внезапно стали оправдывать и объяснять самые чудовищные, самые запредельные решения властей, нарушающие все законы – и Божьи, и человечьи. Друзья с многолетним стажем разрывают отношения на почве «привился / не привился», как 7 лет тому назад рвали дружеские и даже семейные связи по поводу «заукраинства» и принадлежности Крыма. Те, кто еще пару лет тому назад не верил ни одному заявлению никакого правительства и в любом заявлении видел ложь или подвох – сегодня радостно оперируют государственной статистикой, объявляя ее единственным достоверным источником информации. Те, кто обсуждая реформы последних лет – пенсионную, медицинскую, образовательную – еще полтора года тому назад уверенно называли это все геноцидом, вдруг одномоментно поверили в ужасную озабоченность власти сохранением нашего с вами здоровья и жизни. Те, кто еще недавно каждые пять минут грозились всем властям «новым Нюрнбергом» – сегодня, ничтоже сумняшеся, вычеркивают из правовой базы Нюрнбергский кодекс, как «глубоко устаревший».
Я не верю в такие совпадения и во внезапное всеобщее безумие. Беда в том, что на эту тему уже нагромоздили столько вранья и продемонстрировали такой уровень манипуляций со статистикой, что я теперь, как в анекдоте про пастушка и волка, не верю уже никаким крикам про волков.
За последний год я достаточно плотно проехалась по нашей стране и по некоторой загранице. И увидела лишь одно: когда власть хочет, чтобы у нее в стране не было ковида – у нее ковида нет (и все пляшут, поют, целуются, ничего не боятся и чувствуют себя свободными), а когда власти зачем-то надо, чтобы ковид был, моментально обнаруживается чудовищное количество зараженных, дикая смертность, все сразу пугаются и садятся на карантин.
Если честно, здравый смысл подсказывает, что и то и другое – манипуляция, а пугаться и доверять я перестала год назад. Так что и тексты эти с выкладками и страшилками тоже уже промахиваю, не читая. И когда мне начинают скорбными голосами зачитывать списки погибших знакомых, я задаюсь вопросом: почему в 1990-1991 годах, выкосивших внезапно чуть ли не весь цвет отечественного кино, никто не кричал «караул», а с грустью принимали это просто, как факт действительности?
Вот и сегодня, у меня не меньше близко знакомых людей за эти полтора года умерли именно от рака и сердечно-сосудистых. Но статистикой их смертей никто не занимается. Или пишут, что умерли от последствий КВ. Если считать последствием то, что людей заперли по домам и в прямом смысле запретили им дышать, а потом тупо перестали их лечить – то да, конечно.
Только не говорите мне про перегруженность медицины. Это не я ее уничтожила 7 лет тому назад, закрыв ровно половину медучреждений и уволив самых опытных медиков.
Скажем так: персонально я считаю, что ковид есть, как есть рак, сердечно-сосудистые, различные ОРВИ и т.д. А пандемии, я считаю, нет. И потому живу, как жила, насколько мне позволяют внешние обстоятельства. Ковид сколько-то времени был и для меня «главным страхом и содержанием жизни». Но я, как человек легкомысленный, быстро устаю бояться. А как человек верующий, не принимаю страх смерти как причину, заставляющую перестать просто жить.
В конце концов, я в своей жизни пережила три совершенно гибельных разрухи. И каждый раз замечала, что в эпоху разрухи люди переставали размышлять и говорить о вещах, которые их прежде интересовали: переставали думать и говорить об искусстве и о душé, о бабах и мужиках, о шмотках и детях, даже про секс – и то переставали… И все сразу начинали говорить о политике и о врагах (каждый – о своих), о необходимых и даже желательных репрессиях всем, кто персонально с ними не согласен.
О, собственно, материи жизни и о прежних интересах продолжали размышлять и говорить единицы. Они посреди общего хора выглядели чуть ли не сумасшедшими, ну или хотя бы, малость чокнутыми. Потом ситуация менялась, и люди из нее выходили с серьезным ущербом. Практически все. Кроме тех, кто и во время разрухи оставался верен своим прежним интересам.
Вот сейчас идет разруха четвертая. И неизвестно, преодолеем ли мы ее вообще, или так и будем в нее погружаться, пока не достигнем дна, о котором мне думать страшно и не хочется. Из конкретно этой разрухи никто без ущерба не выйдет – это сто процентов. Но только те, кто сохраняют в себе и вокруг себя свои самые главные вещи, кто не поддается этой разрухе и не дает ей сделаться содержанием жизни, кто сам не лжет и не дает обмануть себя, смогут минимизировать этот ущерб до уровня приемлемого и не подрывающего основ личности. Хотя избежать его полностью смогут лишь святые.
