Сourrier international Смотрю я на события, происходящие в Грузии, и думаю – почему мы, уроженцы России, всегда считаем, что наш патриотизм какой-то особенный? Что так любить свою родину можем только мы? Что березки наши – самые поэтичные, ивы – самые плакучие, поля – самые бескрайние, а соленый огурец с краюхой черного хлеба – еда самая исключительная? Что русские за границей – обладатели такого необыкновенного чувства, которое каким-нибудь итальянцам совершенно недоступно.
При этом мало кто знает, что слово «ностальгия» имеет корни древнегреческие, а вовсе не русские, и что первое описание этого психологического состояния дал Гомер в «Одиссее», а сам термин изобретен вообще швейцарским врачом Иоганном Хофером в 1688 году! Он писал о тоске по родине у швейцарских солдат, которые долго находились вдали от своей страны.
… Возвращаюсь с курсов, сажусь в машину, припаркованную у булочной. Вдруг, прижимая к груди багет, наперерез мне бросается мужчина и стучит в окно.
От неожиданности я даже не могу понять, что он повторяет, как заведенный:
– Ла Манш! Ла Манш!
Это на письме вы видите имя собственное, а когда тебе сразу начинают кричать что-то вместо традиционного «бонжур», в голову не приходит, что это может быть название региона. Я, грешным делом, подумала, что мужчина немного farfelu (чокнутый – прим. ред.). Но остановилась и стекло опустила.
Задыхаясь, он продолжает:
– Сан-Мишель! Сан-Мишель!
– Кто Сан-Мишель? – спрашиваю его я, твердо уверенная, что это он мне имя называет.
– Я родился около Сан-Мишеля! – с гордостью заявляет мужчина. В его голосе я чувствую ту самую счастливо-мечтательную ноту, смешанную с горьковатой грустью, которая обычно и выражает то, что называют ностальгией. Но понять в чем дело так и не могу.
Тут до мужчины доходит, что я в растерянности. И он, не находя слов от переполняющих его чувств, все-таки выдавливает:
– Ну как же! 50-й регион!
Наконец и меня озаряет. Plaque d’immatriculation! На номерах моей машины стоит цифра пятидесятого региона! А живем мы на глубоком Юге, а не на Севере Франции в регионе Ла Манш. Но как он счастлив встретить землячку!
– Ах , вы знаете, мы просто купили эту машину в 50-м регионе, – объясняю я. – Сейчас разрешают не менять номерные знаки, где бы во Франции вы не купили автомобиль. У нас есть еще машины мужа для работы, поэтому слишком много волокиты, много отнимает времени, если менять номера, – почему-то начинаю ему объяснять я, видя, как гаснет счастье на его лице.
Новая информация вновь оживляет мужчину:
– Да-да, и это, наверное, стоило бы денег?
Ну это типичный французский вопрос. А я честно говоря, даже и не знаю, стоило бы или не стоило. Но я вижу, что ему хочется поговорить со мной о Ла Манше, о Сан-Мишеле. О своей «малой родине». Пусть даже я и оказалась не из 50-го региона.
«Я была в Сан-Мишеле», говорю ему, «Очень красивое место. Там много воздуха, свободы…»
Мужчина с новым энтузиазмом подхватывает тему. Какие маковые поля вокруг Сан-Мишеля, какие тучные мутоны на засоленных берегах… Наверное, он мог бы продолжать бесконечно.
Вот это ностальгия! Чуть под колеса не попал. А вы говорите – посконно русское чувство.
Ностальгия – понятие не географическое, а психологическое. И французы, и малийцы, и итальянцы – все скучают по детству, юности, по тому времени, когда все было впервые. И никогда вы не услышите, что они говорят о своем патриотизме как о чем-то особенном, исключительном, выделяющем. «Выделяющий» – в этом случае синоним слову «разделяющий».
К чему это я? Думается, что чем скорее многие россияне, приезжающие сюда, во Францию, перестанут искать то, что их выделяет как нацию, тем быстрее и, прости господи, качественнее они будут счастливы. Людей объединяет гораздо большее, чем, возможно, мы когда-то думали…
